пятница, 31 мая 2013 г.

Самое короткое доказательство бессмертия души


Люди осознают перед смертью свою жизнь, так осознание готовит воспоминания на «вынос». 



Человек должен вспомнить и осознать свою жизнь перед смертью.  Человек вспоминает свою жизнь медленно и постепенно в старости, и быстро перед неизбежной смертью. Это похоже на сборы перед отъездом. Осознание готовится к переходу в загробную жизнь и готовит воспоминания «на вынос». Если смерть – конец, то такая подготовка не имеет смысла. Следовательно, загробная жизнь существует.

Человек стремится осознать свои воспоминания перед смертью. Следовательно, только осознанные воспоминания переходят в загробную жизнь. Воспоминания, которые остались в подсознании, умирают вместе с телом. Следовательно, душа - это осознание.

вторник, 21 мая 2013 г.

Первые две главы книги "Игра в Бисер" (не Гессе) и схемы двух партий игры в бисер.



Андрей Швец
ИГРА В БИСЕР
Глава1. Из которой мы узнаем, чем занимается по вторникам магистр, для чего нужны воспоминания и как было раскрыто «тибетское» дело. Попутно будет доказано бессмертие души.
Ожидание закончилось.  Раздались приближающие голоса
 -  Лучший мой совет относительно женщин: не ждите от них слишком многого.
 - Ну, …. как и от мужчин.
Голоса вернули магистра Алекса Сливу к действительности, и он почувствовал усталость в ногах от двухчасового блуждания по комнате. Может и не нужно было ему углубляться во вторник в рассуждения, но одной из особенностей характера магистра был азарт в поиске решения  «зацепивших» его  задач. И одна из них заставила Алекса активно думать над ней с самого пробуждения, блуждая между креслами с чашкой остывшего кофе.
Двое вошедших мужчин кивнули головой в качестве приветствия и прошли в комнату, не дожидаясь приглашения, с  бесцеремонностью  хороших знакомых, которым уже давно надоело играть в правила хорошего тона.
Старшему из них, инспектору Генри Глоуи, было немногим за 50. Высокий и крепко стоящий на ногах, которые сразу привели его к стойке  с напитками. Его породистое, с глубокими морщинами-бороздами лицо было совершенно невозмутимо, что само по себе и  не удивительно для человека наливающего жидкость в стакан, но возникало ощущение, что оно у него всегда такое. Второму мужчине, научному секретарю Клуба Игры в бисер, Питеру  Грэю,  было около 40 лет. Его сухая фигура среднего роста сразу принялась обходить помещение по периметру, видимо, он так собирался с мыслями. Магистр сел в одно из трех желтых кресел, которые стояли в центре комнаты.
- Я только говорил о том, – продолжил начатый разговор ученый секретарь Питер Грэй, теперь уже кружа вокруг кресел, – что с женщинами проще вести дела. Они более добросовестны и исполнительны.
- Смотря, что вы называете делами, – ответил инспектор, направляясь с наполненным стаканом к свободному креслу.
- Любые. И в бизнесе и в науке. Если женщина, что-нибудь пообещала, то она скорее это сделает чем мужчина.
- Мой дорогой ученый секретарь, – инспектор Генри Глоуи поерзал в кресле, устраиваясь поудобней и забрасывая ногу на ногу, – тебе просто не везло с мужчинами.
Магистр и секретарь улыбнулись, один широко, второй – лишь растянул уголки рта, показывая, что шутку понял, но улыбается только из вежливости. Когда говорил инспектор, казалось,  что он смотрит на себя и всех остальных как-бы со стороны и отстраненно. И прислушивается к собственному голосу и каждому сказанному слову, делая между ними большие интервалы. А когда говорил научный секретарь Клуба, казалось, что он боится быть недослушанным.
- Я работал и с женщинами и с мужчинами по разным делам, - откликнулся  Питер Грэй, переводя взгляд то на магистра, то на инспектора,  – мужчину нужно все время подгонять, что-то ему доказывать, а он только и думает о том, как бы поменьше работать и побольше получить при этом.
- Женщины надежней, но не более того, - произнес Генри Глоуи, делая глоток.
- А этого мало? – ученый секретарь, которому показалось, что он уже близок к признанию своей правоты, посмотрел сначала на инспектора, потом на магистра.
- Женский мир предопределен, мужской – полон неопределенности, – ответил инспектор.
- А что плохого в определенности? – искренне удивился ученый секретарь.
Секретарь уверенно шел по этой жизни, как и большинство окружающих его людей, воспитывая детей и неторопливо продвигаясь по карьерной лестнице. Впрочем, иногда ему была очень противна мысль о том, что в его жизни все предопределено, и тогда он доставал свою коллекцию дырявых носков. Впрочем, коллекция была не слишком представительной, поскольку основным поставщиком экспонатов был сам Питер Грэй и его семья. В основном были представлены одноразовые носки, порванные на пятке или на месте большого пальца ноги, но были и вязанные, старые носки с заплатами и дырами, проеденными молью, которые Питер Грэй покупал на рынке. То есть покупал он целые, но со временем они становились частью его коллекции, которая сначала была лишь шуткой, а сейчас уже насчитывала 24 экспоната. Ученый секретарь просматривал коллекцию и улыбался при мысли о том, как бы удивились знакомые, если бы узнали о его таком необычном хобби. И после этого недовольство предопределенной жизнью отпускало секретаря еще на какое-то время.
- Я бы не хотел жить в женском мире, где все предопределено … хотя и живу, - в голосе инспектора послышалась грусть, и образовалась неловкая пауза.
Какой-то у тебя усталый вид сегодня? – повернулся  Питер Грэй к магистру.
- Что-то задумался …
- Сможешь играть?
- Да, все нормально, кто наш партнер?
- Клод Лукаш и он уже давно сделал свой первый ход.
- Хорошо.
- А дело интересное? – этот вопрос Алекс Слива задал уже инспектору.
- В меру, – ответил Генри Глоуи, – двойное убийство пятилетней давности и, естественно, не раскрытое.
- А как дела у сына? – вдруг вспомнил Алекс  о проблемах в  семье инспектора, и наконец, поставил кружку с остатками кофе на столик.
Инспектор сделал несколько глотков  из стакана, помедлив с ответом.
 – Да, нормально там все …
И на этом официальная часть встречи была закончена. По мере того, как мужчины узнавали привычки друг друга, эта часть становилась все короче. Можно было уже не тратить время на предложение  выпить кофе и разговоры о погоде.  Можно было сразу приступать к тому, ради чего они собирались втроем почти каждый вторник. Ученый секретарь встал, прошел несколько шагов к окну, потом вернулся и снова сел. Поймав на себе взгляды остальных двух мужчин, он посерьезнел, показывая, что готов к погружению.
Клуб Игры в бисер не поощрял слишком частые игры, считалось, что чрезмерное количество сделает их бесцветными и предсказуемыми. У игроков любого уровня должно быть достаточно времени на осмысление и получение новой информации. Идеальными считались недельные перерывы между играми, и поэтому постепенно для них был выбран один день – вторник. Вторник стал днем Игры. Еще одной причиной ограничения количества игр стало применение в качестве игровой среды виртуальной реальности, на частоту использования которой наложены законодательные ограничения.
Впрочем, магистр Алекс  и сам не любил злоупотреблять виртуальной реальностью, считая, что окружающий мир не менее, если не более, фантастичен и удивителен. Во многом, по этой причине он со временем объединил игру и расследование нераскрытых уголовных дел, которые ему поставлял давний его знакомый – инспектор Генри Глоуи. Инспектор имел доступ к виртуальной реальности, которую создают все сотрудники юридического департамента. Все события, свидетелями которых они становятся, выполняя служебные обязанности, заносятся в эту реальность. Доступ к ней получить было не просто, но поскольку речь шла о нераскрытых делах, на которые все уже махнули рукой, и погружение происходило под присмотром инспектора, то им это разрешили, особенно с учетом того, что магистр действительно раскрывал эти дела.
По вторникам Алекс Слива погружался сразу в две виртуальные реальности, в реальность игры и в реальность юридического департамента. Но для перемещения между ними был необходим помощник. И Клуб Игры в бисер,  признавая общественно важным, хотя и странным,  хобби  признанного мастера игры, выделил ему, для облегчения перехода между реальностями, помощника – ученого секретаря клуба. Причем, сделанный ими выбор оказался очень удачным. Питер Грэй вносил, вдобавок ко всему, оживление в виртуальные сцены, режиссируя их на свое усмотрение.
Мужчины положили голову на желтые подголовники, и закрыли глаза.
Магистр оказался в коридоре, и в первые секунды ему пришлось приложить усилие, чтобы сохранить равновесие, но это обычное дело при погружении. Коридор был светлым, с высокими потолками и приятным голубым освещением. По нему удалялись две фигуры, которые видимо только что прошли мимо. Первый шаг за ними дался магистру с трудом, но моторика быстро пришла  в норму и он их догнал. По опыту Алекс  знал, что это два дознавателя, следующие сейчас на место преступления. С этого начинались почти все погружения. Один из дознавателей был высоким, а второй ему едва доходил до груди.
- Что камеры? – спросил невысокий, и по интонации можно было догадаться, что он был старшим дознавателем.
- Ничего. Пустой дом и двор, - ответил второй.
- Здесь что никто не живет?
- Обычно здесь жил сам директор с женой, дом-менеджер и, можно сказать, здесь почти жил секретарь директора. Но жена уже две недели как в больнице, а дом-менеджер четыре дня назад уехал по семейным делам в Австралию. Остались только директор с секретарем, их и нашли сегодня мертвыми в библиотеке.
- В библиотеке?
- По словам дом-менеджера, с которым мы утром связались, директор любил так называть комнату с камином и диванами.
- А кто сообщил о смерти?
- Дом. 
- Записи с камер  в этой … библиотеке уже посмотрели?
- Вот, собственно, это единственная комната без камер. Камера есть только в баре с напитками.
- В баре? – старший дознаватель удивленно посмотрел снизу вверх на коллегу.
- Дом–менеджер сказал, что директор наличие этой камеры объяснял недоверием к предыдущему персоналу.
- Ну, конечно …, – усмехнулся старший дознаватель.
Поднявшись по лестнице из нескольких ступенек, они вошли  в достаточно просторное и в то же время достаточно уютное помещение. Действительно, большое количество диванов, кресел, в коричневато-красноватых тонах, и имитация полок с книгами создавали ощущение библиотеки 19 века, по крайней мере, так, как сейчас ее себе представляют.
Одно тело, в деловом костюме,  покоилось в кресле рядом со столиком, на котором стоял бокал, выпитый до дна и недопитая бутылка вина. Второе тело магистр увидел не сразу, потому что оно лежало за диваном. На него указал младший, но более высокий дознаватель.
Оба дознавателя уже успели обойти комнату, пройти мимо служанки смахивающей пыль со стен, и теперь стояли около мужчины средних лет, лежащем на ковре в домашнем халате.
- Это директор, а там, – высокий дознаватель кивнул головой в сторону второго покойного, -  его секретарь.
Бокал директора лежал неподалёку, рядом с розовым пятном от разлитого вина.
Магистр оставил дознавателей, которые принялись диктовать полицейские банальности о положении тел и предметов, что являлось скорее данью традиции, чем необходимостью, и принялся более внимательно осматривать библиотеку. Книг, конечно, не было, но все стены были увешены фотографиями директора, его сертификатами. На специальных полочках размещались кубки и спортивные награды. Некоторые из них были украшены фигурками бейсболистов, некоторые - футболистов. Скорее всего, это был зал личной славы директора, а с учетом стилизации под библиотеку 19 века не хватало только пыльных охотничьих трофеев на стенах. Хотя, судя по одной фотографии в охотничьем обмундировании, директору просто не хватило времени.
На некоторых фотографиях была запечатлена собака с хорошим взглядом. Алекс Слива не смог бы, наверное, объяснить, что это означает. Но у этой собаки был такой же хороший взгляд, как и у его Бима, прожившего у него 18 лет.
-Питер, – позвал магистр.
Служанка повернулась и подошла. У нее было лицо научного секретаря Клуба Игры в бисер. В виртуальных реальностях юридического департамента  Питер Грэй принимал вид различных людей или предметов, к чему магистр уже привык. И, кстати, с того момента как секретарь получил возможность режиссировать реальность игры, помогая Алексу Сливе, а также принимать самые фантастические формы в реальностях юридического департамента, он стал реже обращаться к своей коллекции носков.
- Ну, как тебе здесь?
- Это просто… храм какой-то, директор собой дорожил, - ответила служанка-Питер, - …. а так вот все закончилось.
- Как думаешь, что произошло? – задавая вопросы, магистр давал себе время на то, чтобы собраться с мыслями, а сегодня у него это получалось не очень хорошо.
- Отравили обоих …. или вино, что скорее всего …. или газ.
- Мадмуазель права, – голос инспектора Генри Глоуи раздался сверху, как голос диктора на вокзалах. В этих погружениях инспектор присутствовал в виде диктора, – яд был в бутылке с вином.
- Ну, можно сказать, что здесь мы уже разобрались. Может быть уже займемся нашими делами? Первый ход давно  сделан, – с этими словами служанка кокетливо подала  руку, которую магистр взял в свою.
Мир стал меняться и слова инспектора: «Ничего еще не ясно», -  доносились уже издалека.
Через мгновение они оказались в красноватой виртуальной реальности Игры, и магистр отпустил руку научного секретаря, который в этой реальности всегда был в своем облике.
Они находились в небольшом пустом кинозале, образца начала 20-го века. Несколько секунд адаптации прошли в полной тишине, но потом клавиша стоящего сбоку от экрана рояля нажалась сама собой, издав пронзительное «ля», с рокотом включился проектор и под тревожно-яростную музыку на экране начали разворачиваться немые и черно-белые страсти.
Разгневанный муж, заставший супругу в объятиях усатого драгуна, целится в грудь соблазнителю. Драгун мечется по комнате, переворачивая мебель и роняя на пол китайские вазы. Вазы рассыпаются на осколки, подчеркивая близость ужасной развязки. Неверная жена тоже мечется, оставаясь при этом постоянно в центре кадра. Но вот мужчины замерли, грянул выстрел и сквозь пороховой дым стало видно, что женщина, сраженная пулей в грудь, воздев руки и глаза к небу, оседает и падает как подкошенная на персидский ковер. Очевидно, что в последнее мгновение перед выстрелом она успела загородить возлюбленного от того кому в любви поклялась.
Муж закрывает лицо руками и убегает прочь, а драгун склоняется над умирающей. Камера показывает ее лицо  крупным планом и на экране начинают мелькать образы, которые предстают перед  ее мысленным взором.
Вот родители по очереди склоняются к ее кроватке;  гувернантка страстно целуется с обладателем пышных усов; собака лижет ей лицо; ей делают первую прическу и она видит в зеркале хорошенькую девочку; гувернантка хихикая ей что-то объясняет;  в город входит колонна драгун; мужчина с небольшими аккуратными усами берет ее за руку у алтаря; драгун с пышными усами щекочет ей шею; дуло  пистолета направлено ей в грудь; яростное и уже безусое лицо ее мужа ….
Что-то щелкнуло и экран стал белым … как если бы оборвалась пленка, а рояль опять издал свое одинокое «ля».
- Ну? – потребовал объяснений магистр, уже привыкший к экспрессивности образов, создаваемый научным секретарем, – и что ты имел ввиду?
- Перед смертью человек видит всю свою жизнь. Таков первый ход. – Питеру хотелось бы побольше поговорить о том, почему именно так он проиллюстрировал этот тезис, и почему (по крайней мере, по 4 причинам) это идеальное решение, но он уже тоже изучил магистра и знал, что лучше дать ему время подумать и сосредоточиться.
- Ладно, теперь я, – сказал Алекс Ступка и сосредоточился. Теперь он взял управление виртуальной реальностью на себя. Собственно так обычно игроки и поступают, по очереди завладевая реальностью игры, даже не у многих магистров есть такие помощники как Питер.
Опять застрекотал проектор, но теперь это был уже цветной документальный звуковой фильм. В стиле киножурнала, в котором описывалось образовательная система, сначала показали детей младшего школьного возраста, которые собирали листочки с выполненными заданиями и несли их учителю, а уже на следующих кадрах абитуриенты, сдавая вступительные экзамены, передавали листки с ответами своим экзаменаторам .
И опять «оборвалась пленка», но на этот раз включился и верхний свет.
- Что записать? – спросил Питер.
- Добавь к первому ходу аналогию: закончив выполнять задание, экзаменующийся собирает все, что он успел написать, чтобы отдать учителю или экзаменатору.
Магистр еще пару секунд посидел в молчании, потом также молча поднял руку, до которой дотронулся секретарь, и благодаря чему они перенеслись обратно в библиотеку.
- Ничего еще не ясно! – прогремели сверху слова инспектора.
Магистр огляделся. Дознаватели уже были не одни, медики вывозили тела.
- Расскажи про результаты экспертизы, – обратился магистр к потолку.
- Чего рассказывать, сильнодействующий яд, в бутылке. Больше следов яда нигде нет. Последний раз с этой бутылки пили два дня назад, той же компанией: директор и его секретарь. Больше к бутылке никто не прикасался. В доме больше никого не было, и даже никто к нему не подходил, судя по наблюдениям со спутника.
- Полагаю с дом-менеджером ваши побеседовали.
- Понятное дело, - ответили с потолка.
- Показывай.
Снова все закачалось, перемешалось и Алекс Ступка оказался в переговорной комнате юридического департамента. Те же двое дознавателей в тех же костюмах. Они стояли за спиной у мужчины с аккуратной стрижкой, который крутил головой, то влево, то вправо,  отвечая на их вопросы.
- Почему вы уехали в Австралию?
- Мне пришло сообщение о том, что моя земля там оформлена неправильно и ее могут забрать?
- Ну, чтоб решить этот вопрос уезжать не нужно
- Я не миллиардер, мое виртуальное присутствие там при решении всех вопросов мне бы обошлось в копеечку, поэтому я полетел.
- Директор не возражал?
- Он на все возражал, обычно … но тут он придумал как ему можно на этом сэкономить. По его встречному предложению, я не получал свое жалование в свое отсутствие и еще компенсировал ему всякие затраты, которые он якобы нес из-за меня.
- Так почему  же вы решились на это?
-Я потом уже проанализировал, - после некоторой паузы продолжил дом-менеджер, - директор прикинул, сколько бы я потерял на виртуальном присутствии, и запросил несколько меньшую сумму, чтобы я все-таки поехал, а он хоть немного, но заработал при этом. Вот я и поехал, да и отдохнуть хотелось от него.
- И что там было?
- Запутанная история, действительно было несколько претензий, но податели жалоб жили в глубине материка, почти отшельниками. Когда мне сообщили об этих смертях, мы только нашли одного из них.
Возникало ощущение, что ответы на эти вопросы дознаватели уже знали. Они обошли стол и сели напротив дом-менеджера, изучая его лицо и смущая при этом. Магистр обошел комнату  по периметру. В ней ничего не было кроме стола со стульями посредине и китайской вазы в углу. А все четыре стены и потолок служили экраном, на который постоянно выводилась информация, таким образом, чтобы дознаватели всегда могли ее видеть, вне зависимости от своего положения.
- Что вы можете рассказать об обитателях дома?
- А что тут скажешь? Директор всеми помыкал ровно настолько, чтобы никто не сбежал.
- В каком смысле?
- В прямом. Ему нравилось унижать и помыкать людьми, как бы балансируя на грани. Когда чувствовал, что перегнул, подбрасывал или денег или поблажку, но только чтобы продолжать измываться. Такая вот у него была игра.
- Мы посмотрели записи с бара, он несколько раз в неделю пил вино со своим секретарем, о чем они говорили, если директор был таким тираном?
- Говорил в основном директор. Библиотека была его этаким высоко-духовным местом. Поэтому там и не было камер. Он  играл там в демократию, разговаривая с секретарем. Но говорил он  в основном про себя и свои жизненные взгляды. Секретарь изучал тибетские религии, поэтому обычно разговор сводился к тому, что тибетцы ничего не понимают, а сам секретарь жалок раз прислушивается к ним.
- Мы заметили еще одну деталь, первым бутылку из бара всегда брал директор, а обратно ее ставил секретарь.
- Да, игра в демократию требовала, чтобы он сам брал бутылку, открывал ее и наливал по глотку в бокалы, но этого он считал вполне достаточным и дальше ему уже прислуживал секретарь, выслушивая его разглагольствования, и потом ставил бутылку обратно.
- Вы бывали при этом?
-Никогда.
- Откуда же вы так хорошо осведомлены?
- Мы много разговаривали с секретарем у меня в операторской. Он мне и рассказывал.
- А что можете сказать о жене директора?
- С ней мы так много не общались, но директор с ней тоже играл, постоянно поощрял ее занятия, то музыкой, то живописью, а потом жестоко потешался, смеясь над результатами ее творчества. Хотя это было и не сложно … лучше бы она этим и не занималась, но все равно …. И мне кажется, он забавлялся глядя на отношения жены и секретаря …
- А были отношения?!
- Да нет, насколько я понимаю, ну вздыхали, смотрели друг на друга, разговаривали, но не более того … Хотя …
- Что?
- Возможно,  секретарь испытывал  сильное чувство, но он был далек от каких-то либо действий. Он просто хотел быть рядом с ней. И директор это видел.
- Секретарю этого было достаточно?
- Перед моим отъездом он сказал: «Я хочу только одного, просто всегда быть рядом с ней. Сколько бы лет жизни не отмерила судьба, все эти годы я буду рядом с ней». И добавил, что-то вроде: «Я не принимаю этой привязанности, но она меня никогда не отпустит».
- Что это значит?
- Не знаю точно. Наверное, это связано с его восточным мировоззрением … но физической близости или ответного чувства от нее он никогда не добивался … по крайней мере, при мне.
Послышался гулкое покашливание, и китайская ваза голосом Питера Грэя поведала
- У нас есть следующий ход. У нас большая стирка …
Но магистра явно уже что-то заинтересовало в этом деле.
- Останови, – попросил он, подняв голову к потолку, и вся сцена замерла.
- Такая ситуация могла длиться довольно долго, но ведь что-то изменилось, - обратился магистр к кувшину, но скорее это был вопрос самому себе.
- А где была жена? - спросил кувшин-Питер.
- Жена, - заговорил голос инспектора, - как раз в это время в больнице делала искусственное оплодотворение, директору хотелось наследника, а естественным путем у них не получалось.
- Значит это, - единственное событие, меняющее жизнь этих троих, - опять рассуждал вслух Алекс  Слива.
- Или мы чего-то не знаем, – заметил кувшин, - дотрагивайся, ответный ход сделаем быстро.
Пожалуй, Питер Грэй был прав, и нужно было встряхнуться. Магистр прикоснулся к кувшину, продолжая обдумывать ситуацию. Вне зависимости от того, когда подсыпали яд в вино, до отравления, чтобы отравить или после, чтобы замести следы, это мог сделать только один из отравленных, но пока нет мотивов, по которым кто-то из них мог это сделать. Впрочем, если бы яд был принесен кем-нибудь из убитых в день смерти, то его следы обязательно бы нашли на их одежде или руках. Значит, яд все-таки был добавлен в бутылку до того дня, когда директор и секретарь попробовали вино в последний раз
Теперь они стояли на пригорке, а перед ними открывался средиземноморский пейзаж. Безумствовал сильный сухой ветер, склоняя к земле, разогретый солнцем, можжевельник. Холм, на котором магистр стоял с Питером, огибала тропа, по которой не торопясь шли женщины, неся                                             постиранную одежду. Подойдя к площадке со вкопанными столбами и натянутыми между ними веревками, они развешивали белье, закрепляли их прищепками и располагались на широких скамьях неподалеку, в картинных позах.
Ветер рвал и метал разноцветные скатерти, белоснежные простыни, серые штаны и пестрые рубашки. А женщины болтали или дремали на скамьях подставляя солнцу свои и без того загорелые ноги и плечи. Но кто-то из них уже подымался и шел к своему уже высохшему белью, сначала лениво, но потом, работая и двигаясь все быстрее, собирали его и у же с облегченной ношей шли по тропе обратно.
- Аналогия Клода Лукаша его собственному первому ходу, – начал говорить Питер, широким движением руки указав на площадку для сушки белья, - женщины, которые сушат белье, обязательно должны его собрать и отнести домой, чтобы там его погладить. Сушка без сбора этого белья, для последующих операций или использования, теряет смысл, поэтому любая сушка заканчивается сбором белья.
- Ясно, тогда вот мой первый завершающий ход, - произнес Алекс Ступка, щурясь от яркого солнца.
Магистр сосредоточился. Этот его ход был достаточно предсказуем и в другое время он бы постарался разнообразить партию, но сегодня чувствовал себя разбитым. По правилам Игры партия всегда длилась до двух завершающих ходов. Завершающим назывался ход, который базировался на каких-то двух высказываниях одновременно. В данном случае, магистр  делал завершающий ход, основанный на двух предыдущих.
Рядом с площадкой для сушки белья образовался небольшой летний кинотеатр, в котором показывался немой фильм про усатого драгуна. Потом и площадка и кинотеатр отодвинулись назад, а на их прежнем месте образовалось, не лишенное красоты и величия, здание с элементами античной архитектуры, похожее на санаторий. По той же тропе подходили к зданию люди, отряхивали пыль, вытирали ноги и заходили вовнутрь. Другие люди уже выходили из него с портфелями и папками, на ходу просматривая и укладывая какие-то записи. По тропе они выходили на более широкую дорогу, по которой уже пылил автобус, чтобы их забрать.
- И что передать? - спросил Питер.
- Возможно, и наша жизнь представляет собой, некоторый промежуточный этап, на котором нужно накопить определенные впечатления. И без накопления «на вынос» этих впечатлений, вся жизнь теряет смысл, поэтому почувствовав неминуемую смерть, человек экстренно пытается вспомнить все, все документировать, собрать, и вынести.
- Записано. Уходим? – спросил ученый секретарь, оглядевшись вокруг.
Магистр дотронулся до руки Питера и они переместились обратно в комнату с экранами вместо стен. Переход был слишком контрастным. После южного солнца и буйства средиземноморской природы спокойные приглушенные цвета помещения, в котором опрашивали дом-менеджера.
Алексу Сливе потребовалось какое-то время, чтобы снова вернуться к расследованию. Хотя именно за это он и ценил совмещение расследования запутанных дел с игрой. Приходилось ненадолго отвлекаться от обдумывания того или иного вопроса, и тем самым начинать его обдумывать затем как-бы заново и немного по-другому.
- Секретарь ненавидел директора? – задал вопрос не высокий, но старший дознаватель.
- Нет, насколько я понимаю. Даже по-своему любил.
- Как это? - обескураженно спросил дознаватель.
- Ну, он к нему относился  … как мать к неблагодарному взрослому сыну. Снисходительно все прощал. Даже как-то мне сказал, что всегда будет заботиться о директоре, и что сейчас он обеспокоен, потому что его сознание перестало развиваться.
- Что это значит?
- Точно не могу сказать, секретарь любил все эти восточные штучки и религии. Каждый отпуск проводил в Тибете.
Магистр, который медленно ходил по комнате вдруг остановился и поднял левую руку. Картинка сразу остановилась.
- Напал на след? - почтительно спросила китайская ваза
- Думаю … а какие функции выполнял секретарь? – спросил магистр, подняв голову.
- Как выяснилось, – ответил голос инспектора Генри Глоуи, – он был правой рукой директора  в бизнесе, секретарем тот его называл только из вредности. А, собственно,  секретаря у него и не было, эти функции выполняла его жена.
- Женщины более ответственны, – вставила свое слово ваза.
- Когда после преступления с ней разговаривали дознаватели?
- Врачи разрешили опрашивать ее только через год, но на момент убийства ее не было в доме, и следствие располагало всеми необходимыми записями и данными, поэтому в течение года ее не тревожили.
- Показывай, - коротко сказал магистр, который все более и более чувствовал усталость.
Комната растянулась, освещение стало красноватым. Внешняя стена была прозрачна, но наполовину затемнена. В целом же, комната казалась оформленной более безвкусно, чем библиотека. Подсветка и модные мини-артинсталяции были выбраны и расставлены пошловато. Магистр даже немного скривился.
- Все как было, - раздался голос инспектора, - я ничего не менял и, кстати, старший дознаватель был в восторге от дизайна.
- Но средств вложили не мало, – раздался голос Питера.
Магистр покрутил головой и увидел экран телевизора, которое показывало лицо ученого секретаря.
Два дознавателя занимались тем же: тщательно изучали помещение. Причем старший из них делал это  с нескрываемым восторгом. В комнату вошла женщина с люлькой, в которой лежал новорожденный малыш. Женщина была молода, миниатюрна, с длинными прямыми светло-русыми волосами. Миловидное лицо было серьезно и сосредоточено. Кивнув, она поздоровалась, а вторым кивком предложила присесть на диван, сама же села на высокое кресло, с которого было удобно наблюдать за ребенком.
- У вас, наверное, накопилось много вопросов? - спросила она, чуть улыбнувшись.
- Если честно, то не очень, с учетом обстоятельств  и имеющихся у нас сведений. Хотя надо сказать, что следствие зашло в тупик.  У вас есть свои версии?
- Я полагаю, но не утверждаю, что это сделал, – она сделала паузу, – или организовал … дом менеджер.
- Почему?
- Не знаю, но больше некому.
- Но его здесь не было.
- Может, он что-нибудь подстроил, не знаю, но больше некому.
- Вы не считаете, что это мог сделать или директор или секретарь?
- Зачем им убивать самих себя?!
- То есть все были счастливы?
- Мне кажется, да.
- Дом-менеджер сказал, что муж  помыкал и вами и секретарем.
Упоминание дом менеджера заставило ее выпрямиться с еще более решительным видом.
- Муж был строг, но он обо всех заботился, хотя, может быть, его методы могли кому-то и не нравиться.
- А какие у вас были отношения с секретарем мужа?
- Я знаю, откуда ветер дует. Но ничего такого, на что вы намекаете, не было. Мы были друзьями.
- И секретарь не испытывал вам ничего большего?
- Может быть, и испытывал, - ее вид стал более кроток, - да испытывал, но никогда не добивался чего-то большего … мы были хорошими друзьями. …  Он мне завещал свою тибетскую шкатулку с секретом, – она вынула ее из кроватки  ребенка, как бы в подтверждение своих слов о том, что между ней и секретарем   не было близости.
- А почему с секретом?
- Я ее никогда не могла открыть, а мы ее открыли сразу,– при этом она засюсюкала и вернула шкатулку малышу, который явно был обеспокоен тем, что у него забрали любимую игрушку.
- Стоп, – магистр поднял руку 
Картинка остановилась.
- А чем интересовался секретарь директора на Тибете? – громко спросил Алекс Ступка.
- Шут его знает, - ответил сверху голос инспектора, и после паузы продолжил, - известно, что он часто посещал там некоего Лумгуа.
- Тогда здесь все ясно,….. выйдем … объясню  … – в потолок сказал Магистр.
- Как скажешь.
Магистр подошел к экрану, с предвкушением уже близкого отдыха, от одной мысли о котором уже стало легче, и дотронулся до носа Питера.
Они снова оказались в той же местности, которую покинули совсем недавно, но только санаторий сейчас там стоял один. И они стояли около входа в него. Впрочем, это был уже не санаторий, а дом престарелых. Его обитатели гуляли по аккуратным дорожкам между кустов и деревьев. Некоторые старички сидели за столиками  и играли в шахматы, другие дремали с книгой на коленях. Старушки что-то друг другу рассказывали и улыбались, наверное, вспоминая поклонников.
- Это уже ход? – спросил магистр
- Да … это развитие вашего предыдущего хода. Перед смертью люди в экстренном порядке собирают все прожитые впечатления, осознают то, что было скрыто в их подсознании и глубоко в памяти. А вот в преклонном возрасте такое осознание забытых воспоминаний является естественным процессом. Целью жизни является накопление впечатлений, но перед смертью их нужно осознать. А такая цель возможна только в том случае, если осознание переходит в какую-то другую форму существования после смерти, если для осознания жизнь – лишь определенный промежуточный этап.
- Ну … это понятно, - после некоторой паузы отметил магистр, не отводя взгляда от горизонта – что это?
- Что? – переспросил Питер, пытаясь разглядеть что-либо необычное в обычном горизонте, который сам и создал.
- Ладно.  Возвращаемся. Потом отвечу, – и магистр вытянул руку …
Все трое очнулись посередине комнаты в желтых креслах с желтыми подголовниками, только солнце светило ярче. Какое-то время они сидели с полуприкрытыми глазами. Ученый секретарь заерзал в кресле и встал одновременно с магистром. Алекс Слива еще немного постоял, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, а Питер прошелся по комнате и остановился у окна.    Магистр опять сел. Несколько минут никто не нарушал тишину. Инспектор взял со столика недопитый стакан, а ученый секретарь бесцельно слонялся по комнате, пока магистр собирался с мыслями.
- Сначала ход, - наконец произнес Алекс, и секретарь, подошел к спинке своего кресла,- второй завершающий ход, соединяющий мой первый ход и последний ход Лукаша. Люди проживают жизнь, накапливая впечатления, которые перед смертью должны осознать. Это значит, что на следующий этап существования переходит именно осознание. Но в то же время, осознание может и не пройти экзамен, задание может быть не выполнено. Тогда оно возвращается в этот мир и снова проживает какую-нибудь жизнь, и снова предоставляет выполненное задание экзаменатору или некоему оценочному механизму. И так до тех пор, пока задание не будет выполнено.
- Хорошо, - коротко и по-деловому ответил Питер Грэй, встряхнувшись и сделав несколько шагов по комнате, показывая, что на сегодня он свои официальные обязанности выполнил.
- Что-то вроде переселения душ? - промолвил инспектор Генри Глоуи.
-Что-то вроде, - ответил магистр, к которому, видимо, возвращались силы – и, кстати, вашего дела это тоже касается.
-А можно как-нибудь без философии?
- Ее здесь и нет … насколько это возможно. Все предельно просто. Просто мотивация достаточно странная, что и помешало следствию. – Магистр перевел дух, готовясь к объяснению.- Секретарь отравил себя и директора, добавив яд в бутылку с вином, перед тем как поставил ее в бар накануне. А перед этим он отослал дом-менеджера в Австралию, чтобы   у того было алиби и его не обвинили в убийстве, которое он не совершал.                                                     
- Отослал? – переспросил Питер Грэй
- Я думаю, что  если департамент поищет ниточки связывающие Австралию и секретаря, то найдет связь, - ответил магистр, поворачиваясь к Генри Глоуи.
- Но зачем ему это? - спросил инспектор, который не скрывал в голосе разочарования из-за того, что магистр стал развивать версию, лежащую на поверхности, и которую всячески проверяли и перепроверяли дознаватели, хотя и признали, в конце концов, несостоятельной, ввиду отсутствия психологически обоснованного мотива. Психолог департамента однозначно заявил, что личностная установка секретаря не включала ни месть директору, ни расставание с любимой женщиной, ни освобождение ее от уз брака.
- Секретарь директора увлекался восточной мистикой, – не торопясь продолжал Алекс Слива, - Он верил, что смысл жизни заключается в развитии осознания. Но он считал, что уже и сам не развивается, будучи скованным привязанностью к жене директора, и директор не развивается, скованный привязанностью к самому себе. Поэтому секретарь директора  решил ускорить переход в новую жизнь для них обоих. Причем постарался сделать так, чтобы больше никто не пострадал.
- А как же его слова, что он всегда будет рядом с женой директора?
- По его логике и воззрениям он и так рядом с ней. Он посещал ламу  Лумгуа, которой известен своими ритуалами, призванными переместить душу умершего в тело конкретного новорожденного.  Я думаю, что секретарь постарался обеспечить переселение своего осознания в тело ребенка жены директора.
 - Ничего себе! – удивился инспектор. - И у него это получилось?
- Трудно сказать, - ответил Алекс.
- Хотя … в любом случае … этому мальчугану трудно будет предъявить обвинение, - Генри Глоуи взял стакан со столика и начал подниматься с кресла.
Все трое улыбнулись.
- Белорусские художники! - произнес инспектор свою любимую присказку, которая иногда служила и ругательством, и медленно разогнулся, упираясь одной рукой в поясницу. Он мог бы уже давно избавиться от ревматизма, но по-старомодному не любил ни докторов, ни лечебные процедуры. – Нужно что-то делать с этой спиной.
- Лечить … - предположил Питер Грэй.
В другое время Генри Глоуи захотел бы обсудить детали дела, но сейчас он видел усталость магистра и поэтому, окончательно разогнувшись и сделав последний большой глоток, направился к бару, чтобы оставить там стакан. Ученый секретарь Клуба Игры в бисер ждал его около выхода, и было видно, что мысленно он уже находился в другом месте и выполнял другое поручение. Мужчины едва уловимым кивком головы попрощались с, уже поднявшимся на ноги, магистром, и вышли, оставив хозяина квартиры  растерянным и обеспокоенным.
Алекс прошелся по комнате, разминая ноги. Ему очень хотелось спать, больше чем обычно после таких сеансов. Приступы повышенной утомляемости, которые у него появились совсем недавно, настораживали магистра.  И еще эти тени, которые он видел сегодня в виртуальной реальности Игры. Темно-красные тени над горизонтом не являлись плодом воображения ни его, ни второго игрока, ни ученого секретаря. Питер Грэй их даже не видел, они были предназначены только для него, Алекса Ступки, и они обладали осознанием.
Алекс решил, что подумает обо всем этом завтра, сейчас же он собирался пойти спать, отключив все, что могло бы ему помешать отрешиться от всего, погрузившись в мир собственных сновидений на  4 часа. А лучше было бы вообще без сновидений. Магистр посмотрел на средиземноморский,  выжженный солнцем, пейзаж за прозрачной стеной, на сверкающее вдали море и вышел из комнаты с желтыми креслами.



Схема игры:  Клод Лукаш – Алекс Слива


 










1)                 Клод Лукаш. Перед смертью человек видит всю свою жизнь.
2)                 Алекс Слива.  Закончив выполнять задание, экзаменующийся собирает все, что он успел написать, чтобы отдать учителю или экзаменатору.
3)                 Клод Лукаш. Женщины, которые сушат белье, обязательно должны его собрать и отнести домой, чтобы там его погладить. Сушка без сбора этого белья, для последующих операций или использования, теряет смысл, поэтому любая сушка заканчивается сбором белья.
4)                 Алекс Слива. Возможно, и наша жизнь представляет собой, некоторый промежуточный этап, на котором нужно накопить определенные впечатления. И без накопления «на вынос» этих впечатлений, вся жизнь теряет смысл, поэтому почувствовав неминуемую смерть, человек экстренно пытается вспомнить все, все документировать, собрать, и вынести.
5)                 Клод Лукаш. Перед смертью люди в экстренном порядке собирают все прожитые впечатления, осознают то, что было скрыто в их подсознании и глубоко в памяти. А вот в преклонном возрасте такое осознание забытых воспоминаний является естественным процессом. Целью жизни является накопление впечатлений, но перед смертью их нужно осознать. А такая цель возможна только в том случае, если осознание переходит в какую-то другую форму существования после смерти, если для осознания жизнь – лишь определенный промежуточный этап.
6)                 Алекс Слива. Люди проживают жизнь, накапливая впечатления, которые перед смертью должны осознать. Это значит, что на следующий этап существования переходит именно осознание. Но в то же время, осознание может и не пройти экзамен, задание может быть не выполнено. Тогда оно возвращается в этот мир и снова проживает какую-нибудь жизнь, и снова предоставляет выполненное задание экзаменатору или некоему оценочному механизму. И так до тех пор, пока задание не будет выполнено.



Правила Игры
Участники игры, которых может быть двое или больше, делают свои ходы по очереди. Первый ход – любое суждение или наблюдение, из любой области знания или просто «житейское». Следующий ход – либо прямое развитие мысли, высказанной во время предыдущего хода, либо аналогия или ассоциация к этой мысли. В первом случае ходы на схеме соединяются сплошной линией, во втором – пунктирной. Другими словами, если суждения выстраиваются в связанную речь или диалог – они соединяются сплошной линией. Если «перепрыгивают» на другую аналогию или ассоциацию – пунктирной.
Ассоциаций и аналогий к одному высказывания (пунктирная линия), равно как и суждений в развитие темы (сплошная линия) может быть множество, но во время своего хода каждый игрок добавляет только один тезис. Ответственность за правомерность и логичность хода целиком лежит на самом игроке.
Любое развитие темы может закончиться каким-либо выводом, абсурдным предположением, прогнозом или предсказанием. Партия считается законченной, когда создаются два «завершающих» сообщения, основные не на одном, а на нескольких более ранних сообщениях – то есть имеющие две или более «входящие» стрелки. Победителя как такового нет. Партия оценивается в целом – за красоту и неординарность.











Глава 2. В которой появляются страховщики, ферми- и бозе-частицы, и в которой расследуется дело об убитых егерях.
Магистр Алекс Слива передвинул, пахнущую лаком, пешку. В ожидании прихода ученого секретаря он играл в шахматы с инспектором Генри Глоуи. И инспектор опять выигрывал, и опять этот процесс доставлял удовольствие обоим. Инспектор обыгрывал в интеллектуальную игру признанного интеллектуала, который при этом, кажется, не поддавался. А магистр считал себя в выигрыше, уже оттого, что играл деревянными, покрытыми лаком, фигурами в старинную, даже можно сказать, архаичную игру. Нечасто выпадали такие минуты в эпоху виртуальных реальностей и терапевтических воспоминаний.
В этой реальности Алекс Слива  общался с людьми только у себя дома по вторникам, и на рынке, который посещал каждый день кроме вторника. Не потому, что на такое общение накладывались определенные ограничения, просто так было заведено. Магистр изменил до не узнавания несколько наук. Его сомнение во всем было настолько органичным, что это даже трудно назвать сомнением. Огромный уровень внутренней энтропии не позволял ему провести прямую линию или ровно отрезать лист бумаги. И поэтому магистр нуждался хоть в какой-то определенности, отчего не менял, без острой необходимости, дизайна в доме и заведенного распорядка. Устои он разрушал только своей мыслью.
А Генри Глоуи, разрушая позиции магистра на шахматной доске, рассказывал ему о том, что сегодня   на рынке был поставлен шатер страховщика.   В другие дни инспектор бы не обратил на это внимание, но тревога за сына, отправившегося «взрослеть» в океанографическую экспедицию, подтолкнула его зайти в этот, незатейливо украшенный, шатер на рынке.  Из скупого описания инспектора явствовало, что это был обычный страховщик и подобающее ему помещение.  Ничего отвлекающего: ни посторонних звуков, ни ярких цветов.
Генри Глоуи, который во всем полагался на судьбу, что касалось его самого, теперь собирался внести коррективы в судьбу сына. Он рассказывал свои, с женой, страхи и опасения по поводу опасностей и трудностей, которые могут поджидать их сына в экспедиции. А страховщик, утонув в удобном кресле, обыгрывал в своем воображении каждую такую трагическую ситуацию, превращая ее, лично для себя, на какое-то мгновение, в реальность, в уже в свершившийся факт. Инспектор неторопливо, снимая фигуры магистра с доски, описывал эти страхи, возможно, надеясь, что таким образом сможет использовать в качестве страховщика и своего собеседника, но Алекс Слива слушал его невнимательно.
Встреча в прошлый вторник далась магистру  нелегко. Накануне он все силы истратил на обдумывание своего более чем странного сна. И, вообще, неделю назад его мучали волны усталости, которые наваливались на него каждые  4 часа. Сейчас же он был бодр как никогда, но почему-то волны усталости сменились волнами беспричинной безысходности. И хотя само это состояние было ему хорошо знакомо, но сейчас он не понимал причину этих настроений.
Дом сообщил, что через минуту войдет ученый секретарь. Магистр признал поражение и принялся  аккуратно складывать фигуры, а Генри Глоуи поднялся, чтобы размять ноги и направился к стойке с напитками.
Вошедший Питер Грэй кивком поздоровался с присутствующими и по своему обыкновению, начал кружить по комнате, как будто, чтобы остановиться ему нужно по инерции пробежать еще сотню метров. Магистр уже тоже поднялся, отнес шахматы на место, и принялся прохаживаться вдоль прозрачной стены. И на какое-то время все трое замерли, созерцая пейзаж, который сегодня не узнавали. Необычным его делали красноватые лучи солнца, пробивающиеся сквозь просвет в темных, грозовых облаках.
- Сегодня ты посмотришь дело, которое вел я, – сказал Генри Глоуи, следуя за магистром к желтым креслам, и делая большой глоток из стакана.
- Хорошо, - ответил магистр, усаживаясь, хотя ему не очень нравилось рассматривать дела самого Глоуи. В таких случаях приходилось либо соглашаться с выводами инспектора, и тогда нечего было расследовать,  либо обосновывать тот факт, что инспектор ошибся или что-то проглядел.
- Там, в общем-то, все ясно, но что-то не очень сходится, и может опять что-то с мотивацией…, – на обычно невозмутимом лице инспектора отразилось некоторое подобие досады.
- А с кем играем? – этот вопрос магистра уже относился к ученому секретарю.
- Кларк Кент, ты должен его знать, – Питер Грэй усмехнулся.
-Да, кажется …., – магистр тоже улыбнулся, потому что забыть игру, которая чуть было не привела к расколу Клуба, было невозможно.
Алекс Слива еще раз посмотрел на тревожное небо, и опять чувство безысходной тоски овладело им. Еще 10 лет назад он постоянно жил с этим чувством, никому неизвестный и не нужный,  годами безуспешно пытающийся что-либо опубликовать или найти  агента. Но почему это чувство к нему вернулось? Возможно, сейчас оно схоже с фантомными болями в ампутированной ноге или страхом голодавшего человека вновь остаться без еды.
Секретарь и Инспектор изучающе смотрели на магистра, из глаз которого готовы были политься слезы.
-Начинаем, - выдавил из себя Алекс, подавая сигнал кивком головы своим гостям.
Ему нужно было отвлечься, глаза, которые он закрыл, уже успели стать немного влажными. Возникло ощущение стремительного движения по тоннелю, и перед магистром предстала круглая комната с почти неподвижно сидящими и стоящими людьми. И только один, виновник появления здесь дознавателей, лежал. Возле убитого, а в противном случае Алекс бы не оказался в данной реальности, уже стоял Генри Глоуи, помолодеший на 10 лет и похудевший. Инспектор был одет в серый костюм, тогда как присутствующие и покойный – в черный.     
Что здесь произошло? - спросил магистр, обращаясь к потолоку.
- Меня вызвали на убийство мужчины 43 лет, отравление. Яд был в бокале с вином, – прогремел голос сверху.
- Рассказывай все.
- Яд был в вине. Вино разлито и подано автоматически на вот тот столик, – после этих слов современного Генри Глоуи, прозвучавших, как обычно сверху, небольшой столик в углу моргнул красным цветом. Так указал на него инспектор, руководящий демонстрацией этой реальности. - Это вечеринка местных егерей, они ежегодно ее проводят. Как бы традиция, дань преемственности и так далее …. собираются все, кто занимал должность главного егеря нашей природной зоны. От самого первого, до сегодняшнего, в смысле, до действующего на тот момент – пятого.
На мужчинах в черных костюмах появились цифры. Отравленный лежал под четвертым номером. В этот момент инспектор десятилетней давности  опрашивал действующего егеря с цифрой 5. Мужчина был крепкого сложения и с красным лицом. Разговаривая, он принял таблетку при помощи специального устройства напоминающего пистолетик. Многие таблетки продаются именно в них. Капсула с лекарством выстреливается, закручиваясь, с небольшим количеством жидкости и поэтому сразу проглатывается. Видимо он что-то принимал от давления. Все присутствующие, кроме убитого были сильно возбуждены, хотя старались и не показывать этого. А между ними семенила борзая.
-Кто мог подбросить яд в бокал? - спросил магистр.
- После того, как 4 егерь взял свой бокал – никто, бокал находился все время в поле зрения камеры. Но подходящие к столику загораживают от нее бокалы и поэтому теоретически, бросить яд в бокал могли 5, 2 и 1 егеря, – соответствующие номерам мужчины опять подсветились красным цветом. – Они подходили и брали свои бокалы до него. Хотя все равно непонятно, как убийца угадал, какой бокал возьмет убитый. Я сразу тогда посмотрел записи с других встреч и никакой закономерности не выявил.
- Кто-нибудь входил или выходил?
- Нет, вот это все персонажи, так сказать. Никто не входил и не выходил. Полностью не выходили, но 3 и 2, - и снова они вспыхнули красным, – выходили в прихожую, чтобы положить, в одежду подарки, полученные от 5-го егеря в начале встречи.
-Больше они там ничего не делали?
- Камера их зафиксировала только со спины, но они только подходили к стойке с одеждой и вещами и больше ничего не делали.
Верткая борзая успела обнюхать всех присутствующих, и подбежала к магистру, который машинально ее погладил, после чего комната тут же стала расплываться в разные стороны. Как и любое прикосновение к ученому секретарю – оно повлекло за собой перемещение в реальность игры. Сделано это было не специально, но первоначальной информации по убийству уже было достаточно, поэтому хотя переход и не был сделан сознано, но сделан был вовремя.
Магистр оказался подвешенным в голубом пространстве. Рядом также парил Питер Грэй, чей голос звучал очень звучно, как в большом пустом помещении.
- Делайте ваш первый ход, -  громогласно провозгласил ученый секретарь.
- Хорошо, - ответил магистр, прислушиваясь к собственному голосу. – Фотоны света, как и все бозе-частицы, стремятся попасть в одно состояние, и благодаря этому их стремлению стало возможным создание лазерных лучей.
Постепенно часть окружающего их света стала концентрироваться в вертикальный столб, который постепенно становился все ярче, тогда как окружающее пространство становилось все темнее. В конце концов, этот процесс остановился, и перед ними образовался яркий столб света голубоватого свечения, а пространство вокруг погрузилось в полу-мрак.
- И сразу есть ответ от Кларка Кента, – прозвучал голос ученого секретаря, – это аналогия.
Прошло несколько секунд, в течение которых секретарь видимо придумывал, как визуализировать ответ. Столб света отодвинулся на задний план, а справа от него появился участок пляжа, омываемого прибоем. Над пляжем с криком кружилось множество птиц, которые времени от времени пикировали вниз, хотя и не было видно, для чего они это делали.
- Итак, аналогия к первому ходу, – продолжил секретарь. – Вылупляющие детеныши морских черепах хотят оказаться в одинаковых условиях, когда вылезают из под песка и  бегут по пляжу к морю. В этом случае только от случайного выбора хищников зависит, кто из них останется жить. Если черепашенок будет чем-то отличаться от других, то возрастет вероятность, что хищники заметят именно его.
Птицы продолжали кружить над пляжем и кричать. Магистр подумал о том, что вылупившиеся черепашки ничего еще не видели и не понимают, что происходит. Просто кому-то из них везет, а кому то нет. Наверное, они и не понимают, везет ли им. Инстинкт им подсказывает, что считать везением, а что нет. А птицы олицетворяют для них совершенно непостижимую силу судьбы, которую они стараются перехитрить. Совсем, как и люди, которые для этого даже придумали страховщиков.
- Я делаю еще ход, - сказал Алекс Слива, оторвав взгляд от пляжа. – Это еще одна аналогия к моему первому тезису: люди в толпе легко заражаются одним и тем же состоянием.
И снова после некоторой паузы, на этот раз слева от луча света, проявилась трибуна огромного стадиона, болельщики которого сначала немного затихли и тут же в едином порыве радостно закричали и повскакивали со своих мест. При этом они ликовали как-то неестественно долго, видимо ученый секретарь, создавший их, не знал, что с ними делать дальше
- Ну что ж, – сказал Алекс, – вернемся пока.
- Хорошо, - охотно отозвался Питер Грэй и вытянул руку, до которой дотронулся магистр.
Они снова оказались в круглой комнате, в которой проходила встреча действующего 5-го егеря с его 4-мя предшественниками. Встреча, которая так трагически закончилась. Помолодевший Генри Гроуи продолжал опрашивать присутствующих.
- Мы вернулись, – громко произнес магистр.
- С чего вы так неожиданно исчезли?  Песика выгулять? Я только начал рассказывать  … – ответил сверху инспектор нынешний.
- Почти случайно, – улыбнулся магистр, любуясь грацией борзой, которая бесшумно и стремительно двигалась по комнате. – Рассказывай.
- Через два дня отравился хозяин вечеринки.
-5 номер?
-Да
-Таблетка из пистолета? – Алекс Слива смотрел, на вполне еще живого егеря 5, которого уже через два дня после этого вечера не было в живых.
- Да.
- Уверен, что самоубийство?
- Ну, главное, начальство было уверено … Я его опросил на следующий день, а еще через день он отравился.
- Так допросил, что человек с собой покончил? – не удержался от шутки магистр.
- Тебе смешно, а мне тогда так и сказали, хотя некоторое психологическое давление – обязательный элемент взятия показаний в таких случаях.
- Покажи, - попросил Алекс Слива.
- Сейчас.
Мир дернулся, и они оказались в переговорной комнате, с экранами вместо стен и потолка. Рядом с инспектором стоял второй дознаватель с полицейской дубинкой в руках. Голос  более молодого Генри Гроуи гремел.
- Вы могли его отравить, и вы сделали это!
- Но, я не хотел его убивать …
- Но убили … и  даже без особого на то желания!
- Нет!
- А может, наоборот, еще и удовольствие получили, глядя как ваш враг погибает?
- Он мне не был врагом.
- Ваша секретарь рассказала нам, что он подбивал остальных бывших егерей подать на вас жалобу. И что у него был какой-то компромат на вас.
- Я его сместил с должности, он был на меня зол, но это его проблемы, и думаю, про компромат он выдумал, чтобы мне насолить, ничего такого у него быть не может …
- Не может? Это вы так хорошо научились прятать концы в воду?
- Просто нет у меня ничего такого, чтобы прятать ….
-Приостанови, – вмешался магистр.
Сцена остановилась.
- Что ты там говорил про заговор егерей?
- Его секретарша нам рассказала о том, что предыдущие егеря недовольны деятельностью действующего и собираются его сместить.
- А чем именно недовольны?
- Четвертого уволили, чтобы это место занял пятый, а у второго и третьего егеря в местных лесах свой бизнес, который пятый считал необходимым закрыть.
- Приличный бизнес?
- Объемы приличные, а вот что касается чистоплотности, то здесь действительно были серьезные сомнения.
- А как он отравился? – повернулся второй дознаватель с дубинкой, который оказался ученым секретарем.
- На следующий день на работе в своем кабинете.
- Испугался, что будет нести наказание за содеянное? – предположил дознаватель-секретарь, играя с дубинкой.
- Да, это официальная версия … что он отравил четвертого, а потом испугался разоблачения и покончил собой.
- Но ты так не считаешь? - спросил магистр.
- Я не понимаю, как он угадал, какой бокал возьмет убитый. И как-то это не вяжется психологически. Человек, который убивает на собственном приеме, должен быть готов к тому, что его будут подозревать. Это не должно быть неожиданностью, из-за которой кончают с собой. К тому же, никаких улик и официальных обвинений мы ему не предъявили.
- Пожалуй, тут нужно подумать …
- Кент сделал ход … прервемся здесь? – спросил дознаватель–секретарь и протянул руку.
Мир магистра снова смазался, закружился и они с секретарем оказались в голубоватой реальности игры. Они шли вдоль пляжа, над которым кружились птицы, но теперь уже были видны и черепашки, вылезающие из-под песка и устремляющиеся к морю.
- Кент сделал ход к своей аналогии с черепашками, –  произнес Питер Грэй и при этом сделал движение рукой в сторону пляжа. – Чем больше элементов системы находится в одинаковом состоянии, тем больше их поведение зависит от случайности.
Сильный порыв ветра взъерошил волосы на голове магистра, тогда ка короткая стрижка секретаря почти не пострадала.
- А я сделаю ход к своей аналогии со стадионом, – сказал магистр.
Вообще-то считается, что это не очень обогащает игру, если игроки делают ходы к собственным тезисам, но иногда, когда один партнер не продолжает идею другого – это единственный способ развить мысль. В своей предыдущей партии Алекс Слива и Кларк Кент настолько увлеклись разрозненными и несвязанными друг с другом ходами, что дали повод для возмущений со стороны членов правления клуба, ратующих за большую формализацию игры и введение большего количества правил. Поэтому в этой игре оба партнера старались развить свои мысли полностью.
- Но, часто и наоборот, - начал диктовать свой ход Алекс Слива, - люди, даже двигаясь в одном направлении со всеми, находясь с ними в едином состоянии, может даже в единственно верном, все равно хотят считаться если не бунтарями, то оригиналами, идущими своей собственной дорогой и отличающимся от других.
Неожиданно, с другой стороны, с ними поравнялась колонна марширующих людей в одинаковой штатской одежде.
-И что это значит? - спросил магистр.
- Обрати внимание на их ноги, –  не без некоторой гордости ответил ученый секретарь.
И вправду, одни из них шагали с правой ноги, другие – с левой.
- Каждый из них видит соседей и считает, что шагает с ними не в ногу, хотя каждый второй шагает  также. Не говоря уже о том, что все идут в одном направлении, – тут Питер Грэй запнулся, вспомнив свою коллекцию носков, но тут же решил, что это совсем другое дело.
- Ну да … почти то, что я и имел ввиду, – согласился магистр. – Хорошо. Вернемся, у меня есть идея по поводу самоубийства 5 егеря.
И они опять вернулись в комнату для дознаний. Сцена была остановлена инспектором.
- Отдохнули  …загорели?  - раздался сверху голос инспектора, который имел возможность наблюдать за реальностью игры, но не мог погрузится в нее.
- А что говорят остальные егеря? – сразу спросил Алекс Слива.
- Ничего особенного …
- Давай устроим небольшую конференцию …. Меня интересует заговор и компромат на 5-го.
Комната разделилась на три одинаковых сегмента, в которых находились, соответственно, первый, второй и третий егеря.
- Да, четвертый егерь мне звонил два раза и предлагал встретиться по поводу того, что нужно снять 5-го, – говорил 2 егерь.
- 4 егерь говорил мне, что вроде бы у кого-то есть компромат на 5-го, – подхватывал эстафету  пожилой первый егерь.
- Я слышал о недовольстве действующим егерем, - сказал энергичный третий, - и поддержал бы требование о его отставке, но его никто не выдвигал.
- Я решил, что не буду в это ввязываться, потому что мне ничего не известно, но ничего конкретного мне и не предлагали … - просто ходили слухи, – при этом первый егерь вытер пот и замолчал, дав понять, что больше ничего добавить не может.
- Я не знаю, о каком компромате шла речь, но 4 уверял, что этой информации будет достаточно для того, чтобы не только сместить с должности действующего егеря, но и усадить за решетку, - продолжал 2-й егерь.
- Мне все говорили про компромат, но только в общих чертах, никто ничего не знал толком, - 3 егерь пожал плечами.
Магистр поднял руку и сцена вернулась к тому месту, где допрашивался пятый егерь.
- Я еще подумаю, – сказал магистр, - но, кажется, дело проясняется. Как у нас там с игрой?
- Кент ждет, – ответил Питер и похлопал магистра по плечу.
Они оказались на пляже, но на этот раз в самой гуще событий. Над ними с криками кружились птицы, а мимо пробегали вылупившиеся черепашки.
- Обрати внимание на того черепашенка, который сейчас споткнулся о камень, – прокричал секретарь перекрикивая птиц и прибой.
- Обратил.
- Следи за ним.
Черепашенок пробежал, насколько мог быстро, мимо них и, смешавшись с толпой, уже приближался к воде. И в этот момент метнулась тень хищной птицы, уносившей одного из черепашат в клюве.
- Видели: он споткнулся и его схватила птица. Значит можно вывести закон: птицы хватают тех, кто до этого споткнулся о камень.
- Но я не уверен, что схватили именно его  … там было много таких же, – высказал сомнение Алекс Слива.
- В том то и дело, – секретарь довольно расплылся в улыбке, – это и есть ход Кента: чем больше элементов, которые легко перепутать, тем легче выводить законы и подтверждать свои умозаключения.
- Неплохо – отозвался Магистр. - Но бывает и наоборот. Я делаю ход к своему предыдущему. Электроны, как и все ферми частицы не хотят, чтобы их перепутали, они обязательно хотят чем-то отличаться от тех электронов, которые находятся рядом. Даже если они летят в одну сторону и вместе, то должны хотя бы вращаться в разные стороны.
Опять рядом, но уже по пляжу, прошла колонна марширующих людей, которые постепенно начали превращаться во вращающие, в разных направлениях, сферы.
-Хорошо, – ответил секретарь, провожая взглядом странную процессию, которую сам же и придумал, для иллюстрации тезиса об электронах, - но у Кента уже готов и первый завершающий ход.
- Быстро, – одобрительно кивнул головой Алекс Слива.
Колонна остановилась, потом двинулась обратно, снова превращаясь в марширующих, но уже идущих в ногу, людей.
- Ход Кента. Если все члены общества оказываются в одном состоянии, то они сразу начинают предпринимать действия, благодаря которым надеются отличаться друг от друга. В тоталитарной системе это обычно малозначительные отличия: по-разному одеваться, читать разные книги, иметь разные увлечения. Одновременно, в жизни граждан-винтиков возрастает роль случая. Все это вместе приводит к тому, что общество одинаковых граждан разваливается. Но кризис и опасность, заставляют людей снова сплачиваться и становится  неразличимыми.  Неразличимость граждан делает общество, в целом, более сильным (как лазер), а также неразличимость защищает и  каждого индивидуума в отдельности (как и в случае с черепашатами).
Колонна поравнялась с ними и было видно, как люди допускают какие-то мелкие неточности: или шагают невпопад, или покашливают, или смотрят в разные стороны. Взгляд одного из них встретился с взглядом магистра. Алекс Слива почувствовал сильнейший спазм, словно его схватили за внутренности. Но, несмотря на боль, он снова попытался найти взгляд этого незнакомца в строю, которого на несколько секунд упустил из вида. Однако колонна уже прошла мимо.
Питер Грэй обратил внимание на странную реакцию магистра.
- Все нормально? – спросил встревоженный секретарь.
- Да, - магистр постарался придать себе беззаботный вид, – все хорошо.
Становилось все более очевидным, что в реальность игры кто-то проникает и устраивает персональные представления для него – магистра. Но кому это было нужно? В Клубе постоянно ведется какая-то политическая борьба, но ведется она открыто, тогда как эти вмешательства больше похожи на хулиганские выходки.
- Возвращаемся в мир, – решительно произнес магистр и вытянул руку, до которой дотронулся, все еще встревоженный ученый секретарь.
Мужчины оторвали головы от желтых подголовников и некоторое время смотрели перед собой. Лицо инспектора, как обычно ничего не выражало, но то, как он порывисто взял недопитый стакан со столика, свидетельствовало о его разочаровании таким быстрым выходом из расследования, которое, по его мнению, только начиналось.
- Сначала мой второй завершающий ход, - наконец произнес Алекс Слива. - Если бы наш мир состоял только из бозе-частиц, которые стремятся к тому, чтобы их перепутали, то можно было бы придумать любые законы  и фактически это бы означало их отсутствие. Поэтому необходимо наличие и ферми-частиц, благодаря которым появляются и ложные, и истинные суждения о мире. Ферми-частицы, будучи элементами, которые не дают себя спутать с другими, прокладывают следы во времени, по которым можно судить об истинности или ложности того или иного предположения или высказывания.
- Хорошо. Партия! – подвел черту ученый секретарь, понявший по длительной паузе, что второй завершающий ход сделан.
Питер Грэй и инспектор поднялись с кресел. Секретарь принялся прохаживаться по комнате, а инспектор направился к стойке с напитками, чтобы снова заполнить свой бокал. У Генри Глоуи не было зависимости от алкоголя, но небольшие порции коктейлей раскрашивали его жизнь, добавляя иррациональности или наоборот, привнося новый смысл в его существование.
- Теперь расследование, - и снова последовала пауза, на этот раз для того, чтобы инспектор подошел ближе, - Это не самоубийство, хотя после такого допроса и можно и испугаться.
- Вот и мне так кажется, - подхватил Генри Глоуи, делая глоток из стакана.  – Я про то, что это не похоже на самоубийство.
- Ему заменили пистолет с его капсулами.
- Когда?
- Во время встречи егерей, причем третья или четвертая, по счету, капсула была отравлена.
- На встрече только второй и третий могли осуществить подмену … - рассуждал вслух инспектор, - но зачем? Чтобы отвести от себя подозрение? Но тогда все равно не понятно как убийца угадал с бокалом для 4 егеря.
- Он и не угадывал, первое убийство было для отвода глаз. Четвертому номеру просто не повезло, что именно он взял этот бокал, - магистр снова сделал паузу, как бы ожидая чего-то.
- Значит убить хотели именно пятого … .  Но тогда это мог сделать только второй, - инспектор взволновано заходил по комнате и чуть не столкнулся с секретарем, - Он мог подменить пистолет с капсулами, он мог насыпать в бокал яд, до того момента как его взял четвертый и у него был мотив – его бизнес, который пятый хотел закрыть.
- Пожалуй, - кивнул Алекс Слива, как бы соглашаясь с доводами инспектора, - может быть это именно он распустил слухи о компромате и побуждал обиженного отставкой четвертого предпринять действия по смещению действующего егеря.
- Поскольку никто не знал у кого есть компрометирующие факты, - продолжал возбужденно рассуждать инспектор, - кто бы не был отравлен на встрече, следствие могло бы предположить, что компромат был именно у него, и что, узнав про это, действующий егерь его отравил.
- Пожалуй, - опять согласился магистр.
- Также он знал, что пятого обязательно будут подозревать и опрашивать, поэтому он отравил какую-то по счету таблетку, с таким расчетом, чтобы смерть наступила после дознания и выглядела, как самоубийство человека загнанного в угол или устрашившегося наказания.
- Точно! - подтвердил магистр догадку Генри Глоуи.
- Это мне не дали тогда продолжить дело, - допил инспектор второй стакан, - думаю, можно проследить историю того пистолета с лекарствами, который нашли около тела пятого, чтобы найти его связь с убийцей.
Генри Глоуи уже хотел уходить, он знал, что ему нужно делать. Здесь он мог влиять на ситуацию, в отличие от судьбы сына, на которую может теперь воздействовать только косвенно, или не может совсем.
-Белорусские художники! Вот что значит свежий взгляд. Спасибо, – инспектор вернул стакан на место и, пригласив взглядом ученого секретаря, направился к выходу. – Пойду испорчу второму егерю жизнь, а то мне кажется, он очень неплохо себя чувствует.
Алекс Слива поднялся, провожая гостей, и после их ухода повернулся к прозрачной стене. Пейзаж не стал более радостным. Снова нахлынули воспоминания о многолетних и безуспешных попытках быть услышанным. Тогда, как ему казалось, он нашел причину своих неудач в том, что сам являлся страховщиком. Но даже после понимания этого факта, понадобилось почти 7 лет, чтобы научиться с этим жизнь, хотя доподлинно трудно сказать, что именно изменило ситуацию.
Впрочем, и тогда и сейчас Алекс не мог ответить на вопрос, являются ли неудачи и необустроенная жизнь  чем-то таким, что необходимо преодолеть и изменить. Сейчас он склонялся к мысли, что и здесь требуется определенный баланс. Совсем ни к чему не стремиться в жизни и ничего не делать – делать факт жизни совершенно бессмысленным, потому что в этом случае нет ни единой задачи, которую следовало бы решить. И, наоборот, если жить только ради достижения определенного материального и душевного комфорта, то смысла в такой жизни тоже не много.
В какой-то момент размышлений Алекс Слива снова ощутил спазм, как и в виртуальной реальности игры, но на этот раз он был слабым и мимолетным. И как будто сразу исчезла его подавленность. Может быть очередная загадка, заставила в один миг забыть его о всех разочарованиях, испытанных в жизни, которыми он терзался еще несколько минут назад. Ощущение загадки никогда не оставляло его равнодушным, сейчас же загадка посилилась в нем самом.
                                 



Схема игры: Алекс Слива – Кларк Кент


 












1)                 Алекс Слива. Фотоны света, как и все бозе-частицы, стремятся попасть в одно состояние, и благодаря этому их стремлению стало возможным создание лазерных лучей.
2)                 Кларк Кент. Вылупляющие детеныши морских черепах хотят оказаться в одинаковых условиях, когда вылезают из под песка и  бегут по пляжу к морю. В этом случае только от случайного выбора хищников зависит, кто из них останется жить. Если черепашенок будет чем-то отличаться от других, то возрастет вероятность, что хищники заметят именно его.
3)                 Алекс Слива. Люди в толпе легко заражаются одним и тем же состоянием
4)                 Кларк Кент. Чем больше элементов системы находится в одинаковом состоянии, тем больше их поведение зависит от случайности.
5)                 Алекс Слива. Люди, даже двигаясь в одном направлении со всеми, находясь с ними в едином состоянии, может даже в единственно верном, все равно хотят считаться если не бунтарями, то оригиналами, идущими своей собственной дорогой и отличающимся от других.
6)                 Кларк Кент. Чем больше элементов, которые легко перепутать, тем легче выводить законы и подтверждать свои умозаключения.
7)                 Алекс Слива. Электроны, как и все ферми частицы не хотят, чтобы их перепутали, они обязательно хотят чем-то отличаться от тех электронов, которые находятся рядом. Даже если они летят в одну сторону и вместе, то должны хотя бы вращаться в разные стороны.
8)                 Кларк Кент. Если все члены общества оказываются в одном состоянии, то они сразу начинают предпринимать действия, благодаря которым надеются отличаться друг от друга. В тоталитарной системе это обычно малозначительные отличия: по-разному одеваться, читать разные книги, иметь разные увлечения. Одновременно, в жизни граждан-винтиков возрастает роль случая. Все это вместе приводит к тому, что общество одинаковых граждан разваливается. Но кризис и опасность, заставляют людей снова сплачиваться, и становится  неразличимыми.  Неразличимость граждан делает общество, в целом, более сильным (как лазер), а также неразличимость защищает и  каждого индивидуума в отдельности (как и в случае с черепашатами).
9)                 Алекс Слива. Если бы наш мир состоял только из бозе-частиц, которые стремятся к тому, чтобы их перепутали, то можно было бы придумать любые законы  и фактически это бы означало их отсутствие. Поэтому необходимо наличие и ферми-частиц, благодаря которым появляются и ложные, и истинные суждения о мире. Ферми-частицы, будучи элементами, которые не дают себя спутать с другими, прокладывают следы во времени, по которым можно судить об истинности или ложности того или иного предположения или высказывания.




     ….. и еще 10 глав